МГИМО в лицах: Сергей Чекалин
Карта Индии за спиной, учебник хинди на столе – Сергей Чекалин, студент 3 курса факультета МО, рассказывает о председательстве в Индоиранском клубе НСО МГИМО. Об окрыляющем путешествии в Пакистан, большой любви к языку и высоких амбициях для развития региона. #мгимо_в_лицах
— Ты изучаешь урду и хинди. Это осознанный выбор или случайное совпадение?
Ещё на ВсОШ (прим. ред. – Всероссийская олимпиада школьников) я сказал: не дай бог мне попадется что-то типа дари или урду. Потом оказалось, что на моей странице Вконтакте, года так с 2017, в шапке профиля стояла кафедра индоиранских и африканских языков МГИМО. Так случайно вышло: выбирал вузы, смотрел кафедры и потом тыкнул на языки в выпадающем списке. Когда мы «прикидывали» возможные варианты, мама сказала: «Фарси как-то грубо звучит, арабский тоже. А вот хинди и урду как-то помелодичнее». В общем, так оно и вышло.
— А когда ты стал самостоятельно писать на языке?
Мне кажется, после первого семестра я чувствовал, что могу сказать что-то на базовом уровне. А уверенный прогресс пошёл, когда на втором курсе я поехал в Пакистан. Это была конференция ЦУР. Тогда я отправлял тезисы о содействии устойчивому развитию именно в развивающихся странах на примере Пакистана, а не в развитых – меня взяли. Несмотря на то, что рабочим языком был английским, я понял, что могу разговаривать на урду с местным населением.
— Есть тезис, что язык влияет на мировоззрение…
А мне нравится суждение о том, что в каждом языке своя личность. Ты говоришь на иностранном языке, и в нём проявляется твой отдельный образ. Мне кажется, когда я говорю на урду или хинди, у меня появляются разные личности. Я прихожу на урду и понимаю, что занимаюсь чем-то уникальным и неизведанным, и сразу как-то легче учится. Иногда с нашим преподавателем Натальей Валерьевной Мелёхиной у нас возникают научные споры, дискуссии: я чувствую, что имею право ошибиться, например, в переводе. В урду я бы сказал, что я более либеральный, не особенно задумываюсь над происхождением лексики, люблю англицизмы, а в хинди я себя приучил следовать моде и использовать только санскритские слова.
— Но у тебя целых два языка сразу. Как происходит обучение?
С первого курса изучали только урду – 6 раз в неделю. На втором курсе добавился 1 час хинди. Сейчас, на 3 курсе, 5 раз урду и 2 раза хинди. Эти языки идут в паре, потому что они крайне схожи с лексической точки зрения. Но у них разные письменности: в хинди используется так называемый алфавит «деванагари» – санскритский. Но самое главное – одинаковая грамматика.
— Когда ты начнешь карьеру, ты тоже будешь совмещать два языка?
Пока мне приходилось работать только в Пакистане, там говорят на урду. В Индии я ещё не был, поэтому на хинди не общался. В современном мире языки всё больше расходятся: в урду больше арабо-персидской лексики, в хинди – санскрит. Они хотят подчеркнуть, что это два разных языка. Хотя многие лингвисты считают их двумя стилями одного языка – хиндустани, как общий «надъязык».
Международное сотрудничество
— Какие у нас отношения с индоиранским регионом?
Индия и Россия дружат с советских времён («хинди руси бхай бхай»). Мы сохранили взаимодействие по военно-техническим вопросам. Если мы берём Иран, то тут тоже достаточно крепкие связи: различные топливо-энергетические проекты. А вот с Пакистаном в последние годы наши отношения не очень интенсивно развиваются. К большому сожалению – потому что страна интересная. И сами пакистанцы, с которыми я общался, очень хорошо относятся к России и ничего против не имеют. Но здесь взаимоисключающие связи: если мы хорошо сотрудничаем с Индией в военно-технической сфере, мы не можем усиленно помогать Пакистану.
— Поговорим о стереотипах. Когда я представляю себе индоиранский регион, сразу думаю о бедности. Плюс низкий уровень грамотности, грязь, экологические проблемы. Всё так?
К сожалению, да. Уровень грамотности составляет менее 75% в среднем по региону. Если мы берём Пакистан, то там грамотность взрослого населения едва переходит за 60%. Доступ к медицине тоже не очень хороший: мало врачей, плохая система здравоохранения. Высокий уровень явной или скрытой безработицы, а отсюда низкий уровень жизни. Существуют стереотипы гендерного плана. Возникают вопросы религиозной принадлежности: представляется, что в Пакистане шииты находятся в менее выгодном положении, чем сунниты. Да, это менее развитые государства, но я считаю, что уровень жизни больших городов Индии и Пакистана можно сравнить с благосостоянием российских провинций: в них есть все условия для нормальной, вполне современной жизни.
— Кем ты хочешь стать в будущем?
Изначально у меня была цель стать дипломатом, я шёл к ней. Потом на первом курсе пошли кривотолки о том, что работать младшим дипломатом – это скучно, однообразно, да ещё и индоиранский регион, который мне достался, не такой развитый. Кому это нужно – засесть в МИДе, никуда не двигаться?… Тогда я был в смятении, но сейчас решил, что у меня есть повестка, которую я хочу продвигать. Понятно, что мне не сразу удастся достучаться до больших начальников, но мне хочется развиваться. Не зря же я отучусь 6 лет в МГИМО.
В наших регионах, за исключением, может быть, индийского и иранского посольства, другие посольства не так активны (в Исламабаде, например). Там близость к начальству означает, что у тебя больше задач, ты больше загружен, но при этом у тебя есть шанс проявить себя. Знаю, например, что в крупных посольствах на Западе первые 3 года занимаются канцелярской работой. А здесь почти сразу есть возможность заняться аналитикой.
Амбиции
— Какие свои инициативы ты хочешь воплотить?
Мне бы очень хотелось, чтобы Россия интенсифицировала связи с Пакистаном. Во-первых, это культурное сотрудничество – мягкую силу никто не отменял. Более того, её роль возрастает. Простой гражданин Пакистана мало-мальски представляет, где находится Россия. Но при этом у него все те же стереотипы: в апреле прошлого года у них была опубликована новость на Facebook о том, что Правительство России выпустило на улицы медведей, чтобы граждане не выходили на улицы в период самоизоляции. Потом её подхватили несколько пакистанских таблоидов. Чтобы предотвратить такие фейкньюз, нужно рассказывать о нас.
— Что можно развивать ещё?
Мне кажется, что экономические отношения тоже можно улучшать. Пакистан сейчас наращивает производство, в том числе текстильное. Если мы пойдём в массмаркеты, мы увидим бангладешские футболки. Но Пакистан делает то же самое, но продаёт не нам, а в Европу. Пакистан также активно производит спортивный инвентарь.
Первая «командировка»
— Что тебя поразило в Пакистане в твои первые приезды?
Со всех сторон за тобой следят. Вспоминаю историю, как перед моим носом провели дулом автомата Калашникова. Я выбирал блюда в буфете, а охранник стоял за мной и тоже что-то набирал себе. Когда он отклонялся от стола раздачи, оружие отклонялось вместе с ним. Не могу сказать, было ли оно заряжено – я тогда не разглядел, но чувствовал я себя неуютно. Как иностранца тебя везде охраняют: если едешь куда-то, за тобой едет конвой – иногда без опознавательных знаков. Хотя перемещение там свободнее, чем в Северной Корее: никто не запрещает ездить и смотреть страну.
— А с культурной точки зрения было что-то необычное?
Наверное, смешение культур, синкретизм. Радикальные традиции совмещаются с либеральными: например, идут две подружки, одна в хиджабе или никабе, а другая – накинув на голову лишь лёгкий платок. Это зависит от семьи. Но там ничего не запрещают – в отличие от Ближнего Востока. Именно в Пакистане я впервые прочувствовал исламский образ жизни, хотя и был в мечетях до этого. Словно ты включаешься в другую культуру, обязан принять другие правила игры, встроиться в систему.
— Какие трудности у тебя возникли?
Очень сложно было с питанием: слишком много приправ. Даже если берёшь абсолютно, казалось бы, белый рис – от него все равно горит всё нутро. А не дай бог взять что-то с приправой! В первый раз я ещё что-то пробовал, а второй раз, когда ездил на неделю, ел только белый рис с курицей. Что касается воды, лучше пить бутилированную, но это, по сути, роскошь – бедное население ее позволить себе не может.
Председатель клуба НСО
— Когда ты вступил в Индоиранский клуб?
Наверное, как и большинство одногруппников, я пришел в Индоиранский клуб НСО на первом курсе. Мы все друг друга знали, участвовали в мероприятиях: уже в первом семестре 1 курса ходили в посольство Индии, выступали на национальном празднике, пели песни, читали стихи, кто-то ставил сценки. Со второго курса начались конференции.
— Почему ты согласился стать председателем?
В декабре, на 3 курсе, я стал председателем, причём я баллотировался не сам и даже не думал, что могу занять такой серьёзный пост. Научный руководитель клуба Мария Николаевна Старикова, преподаватель хинди, сообщила, что мою кандидатуру выдвинули на должность председателя. Я решил, что можно не отказываться от этого шанса. Мне все говорили: «Зачем, это же лишняя нагрузка». Но, во-первых, как оказалось, нагрузка не такая большая. А во-вторых, это ещё одно из направлений, как преодолеть себя. Например, я капитан сборной по плаванию: там мы работаем с тренером в паре, и благодаря Вере Михайловне Денисовой я научился составлять официальные заявки для участия в соревнованиях, планировать свой тренировочный цикл и понял базовые принципы судейства. В Индоиранском клубе я уже сам как организатор.
— Какие научные события организовал ты лично?
Недавно у нас прошла лекция с послом России в Иране. На Днях науки мы сами в первый раз организовали конференцию «Религия, этнос и власть: внутренние конфликты в индоиранском регионе». Моя цель – привлечь аудиторию. Как мы можем это сделать? С помощью уникальных форматов: первая в истории нашего клуба встреча с молодыми дипломатами. Она прошла совместно с Дипломатическим клубом. 8 апреля у нас будет круглый стол по гендерным вопросам в Южной Азии. Всех очень ждём – не только девушек, но и молодых людей, потому что проблема обратной дискриминации также существует в регионе.
— Что ещё планируется?
Мы вышли на постоянный двухнедельный цикл мероприятий и рассчитываем продержать его до конца мая. В планах ещё несколько форматов. В худшем случае проведём лекции, а в лучшем – организуем ролевую игру, дебаты по кашмирской проблеме. Либо этой весной, либо следующей осенью думаем организовать научную конференцию об экономике в странах региона. После мы планируем издать сборник, уже договорились с издательством МГИМО. Есть ещё несколько форматов, все раскрывать не буду.
— На каких площадках вы взаимодействуете с аудиторией?
У нас хорошо работает отдел SMM. Екатерина Жигач, наш редактор, активно ведёт Instagram, помогает по работе ВКонтакте. Сейчас мы вышли на тактовую частоту менее 36 часов, то есть от поста до поста проходит не более полутора суток. А смысловые наполненные публикации выходят не позже, чем через 72 часа. Сейчас у нас очень большая очередь на статьи. Нам уже пишут, когда появится свободная дата. До 16 апреля всё расписано по дням. Пишут ребята с нашего направления МО, с МП. Сейчас выходит трилогия про Маджибура Рахмана, основателя Бангладеш. Скоро мы опубликуем статью о связях Азербайджана и индоиранского региона. Недавно мне написали с китайской кафедры, мол, мы хотим проанализировать мягкую силу Китая в вашем регионе.
— Почему ребят так привлекает индоиранский регион?
Мне кажется, что он привлекает с культурной точки зрения. Индусская культура – такая яркая, красочная, а исламская – наоборот, рефлексивная, даёт подумать. Это две разные цивилизации, которые совмещены в регионе. С другой, научной точки зрения, это вообще очень мало исследованный регион не только в отечественной, но и в зарубежной науке. То есть, по сути, даже самое, казалось бы, поверхностное научное исследование, которое мы выпускаем, принципиально новое – аналогов на русском языке оно почти не имеет. А если имеет, то с некоторой давностью. Мы анализируем источники, берём зарубежную литературу и литературу на языке, которая впервые вводится в научный оборот. Никто до нас эти книги на урду или на хинди не использовал в своих работах. У нас действительно рай для молодого исследователя, потому что мы можем, далеко не копая, найти то, что ещё не изведано, и постепенно это изучать.
Автор: Мария Муравьева, 2МЖ
Редакторы: Софья Бабкина, 1 маг. МО, Арина Белякова, 4ФУП
Пресс-служба Студенческого союза МГИМО